Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы - Страница 117


К оглавлению

117

В Ровно один из многих «друзей» по коммерции дал мне националистическую газету «Самостійна Україна» от 10 июля 1941 года, издававшуюся в Станиславе. В этом продажном желто-блакитном листке был напечатан так называемый «Акт провозглашения Украинской державы».

Бандеровская присяга верности нацистской Германии была принята украинскими буржуазными националистами на их сборище 30 июня 1941 года в здании «Просвиты» во Львове.

Что это было за «суверенное соборное государство» и как «сотрудничали» его главари с Гитлером, нам было хорошо известно. Предатели украинского народа шли на службу в фашистские карательные отряды, «шуцполицию», «криминальное СД» и другие разбойничьи организации. Они рядились в черные шинели с серыми воротниками, носили на рукавах повязки с изображением черепа и надписями «шуцманшафт», «шуцполицай». Их руками гитлеровцы уставили виселицами города и села, с их помощью фашисты силой угоняли в Германию юношей и девушек. Народ с презрением смотрел на выродков, народ их ненавидел.

Когда гитлеровцы увидели, что их дела на Восточном фронте ухудшаются, а в лесах все шире развертываются действия партизан, они дали своим националистическим холуям приказ уйти в подполье. Вот тут и выползли на арену бульбовцы, бандеровцы, мельниковцы и всякая другая шваль. За несколько недель наводнили они леса и села. Вооруженные до зубов бандиты, прикрываясь лозунгом борьбы за «самостийную Украину», устраивали налеты и погромы, выдавая себя за партизан. Этим они думали подорвать авторитет народных мстителей у населения, вызвать ненависть к нам. Но во что волка ни ряди — зубы у него все равно остаются волчьи. Люди знали, кто в действительности защищает их интересы, кто сражается за их освобождение. Люди верили партизанам и проклинали изменников.

Вначале мы надеялись повлиять на националистов мирными средствами. Велись даже переговоры с так называемым «атаманом Полесской Сечи» Тарасом Бульбой (он же Боровец), который клялся, что будет действовать вместе с партизанами против фашистов. Однако бульбовские головорезы устраивали нам засады, грабили и истребляли население, сжигали хаты.

Наряду с открытыми врагами у нас появились враги замаскированные — еще более опасные и коварные.

В конце февраля 1943 года группа разведчиков, возглавляемая Николаем Ивановичем Кузнецовым, возвращалась в отряд с очередного задания. Нас было двадцать три. Ехали, как обычно, на подводах, пели песни. Наступили сумерки, когда мы достигли переправы через Случь. По узенькому понтонному мосту перебрались на противоположный берег реки, где раскинулось небольшое село Хотин. Не успела первая подвода поравняться с крайней хатой, как кто-то из-за угла крикнул:

— Стой! Кто едет? Пароль!

— Свои!

— Стой! Ни с места, а то буду стрелять!

Подводы подъехали вплотную друг к другу и остановились. Кузнецов приказал залечь и выяснить, с кем имеем дело. Но темнота мешала.

— Выходи на переговоры! Кто вы такие?

— Мы партизаны соединения Сабурова! — прозвучало в ответ.

— А мы — медведевцы! Где ваш командир? — спросил Коля Струтинский, находившийся на первой подводе.

В ответ щелкнули затворы.

— Вы окружены! Сдавайтесь без боя! — раздалось из темноты.

И как бы в подтверждение этого позади нас, со стороны реки, застрочил пулемет. Струтинский еще раз повторил:

— Мы партизаны полковника Медведева. Кто вы такие? Выходите на переговоры!

Но вместо ответа со всех сторон сверкнули огоньками пулеметные и автоматные очереди.

— Кто бы это мог быть? — спросил меня Кузнецов. Но мне самому хотелось обратиться к Николаю Ивановичу с таким вопросом.

Коля Струтинский и Валя Семенов в это время заскочили в одну из крайних хат. Она оказалась пустой. Потом Струтинский огородами подполз к соседнему двору и услышал чей-то радостный голос:

— Попались, голубчики! Иди передай атаману, что партизаны окружены.

Когда Николай сообщил об этом Кузнецову, тот немедленно скомандовал:

— Вперед!

Мы открыли ураганный огонь из двадцати одного автомата и двух пулеметов и с криками «ура» ворвались в село.

Жорж Струтинский зарядил автомат диском трассирующих пуль и выпустил их вслед удиравшим бандитам. На одном загорелась ватная фуфайка. Он не понял, что это могло быть, и закричал:

— Братцы, они стреляют огненными пулями! Спасайтесь!

Поднялась паника. Пьяные, перепуганные, выскакивали бандиты из домов и кидались наутек.

Михаил Шевчук был мастером метать гранаты. Когда он попал в окно хаты, где горел свет, изнутри раздался дикий крик:

— Спасайтесь! У них минометы!

Мы заняли село без потерь. Атаман убежал. Десятков пять пьяных и полусонных бандитов ребята вытащили из погребов и сняли с чердаков. Среди трофеев оказались ржавые обрезы, топоры, вилы и даже сделанные из дерева макеты винтовок, выкрашенные в темный цвет.

— Это чтобы пугать население, — сказал Шевчук.

Допросили пленных. Оказывается, в Хотин прибыл сам Бульба. Он знал, что через это село ездят партизаны, и хотел раздобыть новые советские автоматы.

— Разрешите мне и Сухенко поговорить с этими мерзавцами, — обратился к Кузнецову Семенов, показывая на трех перепуганных бандитов с трезубцами на бараньих шапках.

Мы понимали, что он имеет в виду, и Николай Иванович категорически возразил:

— Этого делать не следует. Возможно, они заблуждаются. На первый раз их лучше отпустить.

До самого утра мы с Колей Струтинским занимались пленными. Их насобиралось около сотни. Мы выстроили всех в колонну и провели в нижнем белье с деревянными винтовками на плече через все село. Люди выходили из домов, смотрели на этих горе-вояк и от души хохотали.

117