Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы - Страница 125

125

Ночь прошла в напряженном ожидании. Не спал командир, ничего не говорил, хмурился, все старался скрыть свое волнение и не мог. Не спал комиссар. И он молчал, только посасывал трубку, которую не вынимал изо рта. Не спали и мы.

Всегда в подобных случаях начинают делать всевозможные предположения, и тогда убеждаешься, насколько неисчерпаемой может быть человеческая фантазия.

— Я вам точно говорю, ребята, — уверенно, как будто это ему доподлинно известно, говорил один. — Самолет даже не вылетел из Москвы. Вот увидите: утром придет радиограмма.

— Как это не вылетел? — возражал другой. — Такого не может быть. Раз сообщили, значит, отправили. Это, наверное, полесские туманы помешали…

— Тоже мне знаток: туманы, — иронически откликался третий. — При чем тут туманы, когда он перелетел линию фронта. А там… Могла же зенитка метко выстрелить…

— Бросьте ваши догадки, — прервал разговор Лукин, но тут же и сам предположил: — Боюсь, что на Полесье так много партизанских отрядов и так много костров загорается каждый вечер, что даже самый опытный летчик может ошибиться.

Александр Александрович как в воду глядел. Когда утром Москва сообщила радиограммой, что самолет сбросил людей и груз в назначенном месте, и попросила подтвердить это, мы поняли: сработали условные костры кого-то из наших лесных соседей.

И только на следующий день разведчикам удалось разыскать «виновных», которые перехватили людей и груз, предназначенный нам.

Оказалось, что один из отрядов партизанского соединения Бегмы в тот же вечер, что и мы, ждал самолет, только не из Москвы, а из Киева. И надо же было случиться, что условные знаки у нас совпали. Разница была лишь во времени: наш самолет должен был прибыть на два часа раньше, но соседи, принимая груз, не придали значения этой мелочи.

Ошибку быстро исправили: и груз и людей доставили в наш отряд. Среди полесских партизан начали распространяться неизвестно кем выдуманные слухи, что это, дескать, сознательная диверсия бегмовцев, что, перехватив самолет, они не хотели отдавать груз и это чуть ли не привело к вооруженной стычке, что… словом, чья-то злая фантазия тут изрядно поработала. Не стану утверждать, что именно эти разговоры вызвали последующие события, но через несколько дней мы узнали, что к нам должен прибыть сам Василий Андреевич Бегма — первый секретарь Ровенского подпольного обкома партии, генерал, командир соединения, в состав которого входил отряд, ошибочно принявший наш самолет.

О Василии Андреевиче Бегме я немало слышал от ровенских и здолбуновских подпольщиков и, хоть никогда его не сидел, довольно хорошо представлял себе его внешность: коренастый, широкоплечий мужчина, с умным взглядом, волевым выражением лица. Люди, которые рассказывали о нем, называли его не официально «секретарь обкома», а как доброго знакомого или соседа — Василий Андреевич.

Еще в Пензе Коля Приходько рассказывал мне, какое сильное впечатление произвела на него речь Василия Андреевича на собрании областного комсомольского актива (или на комсомольской конференции — не помню).

— Знаешь, Коля, — говорил мне Приходько, — когда он выступал, мне казалось, что разговаривает он со мной, так его слова брали за живое… Не провозглашал громких лозунгов, а говорил спокойно, рассудительно, словно вел беседу с каждым из нас, комсомольских активистов.

Это было мое первое заочное знакомство с секретарем Ровенского обкома партии. Второе знакомство, тоже заочное, состоялось в Здолбунове примерно в начале сорок третьего года, когда Дмитрий Михайлович Красноголовец рассказывал о городском собрании коммунистов перед самым началом войны.

— Приехал к нам Василий Андреевич, побывал в депо, на цементном, а вечером — собрание в Доме культуры. Встал за трибуну — и начал говорить, без бумажки, спокойно, точно взвешивал каждое слово. Говорил умно, конкретно, и казалось, что он не из Ровно приехал сюда, а все время жил с нами здесь, в Здолбунове.

Эти два рассказа — Приходько и Красноголовца, а также отзывы о Василии Андреевиче ровенчан, с которыми мне приходилось действовать в подполье, укрепили мое мнение о нем как о человеке рассудительном, вдумчивом, искреннем, настоящем партийном руководителе.

И вот я узнаю, что Василий Андреевич Бегма должен прибыть в наш отряд. Можете себе представить, с каким волнением ждал я этой встречи с человеком, которого заочно уже давно знал! Да разве только я волновался? Известие о приезде секретаря обкома молниеносно облетело все подразделения нашего отряда и повсюду вызвало радостную заинтересованность и гордость.

Вспоминаю, как радовались ребята, встречаясь со своими побратимами-партизанами Сабуровым, Карасевым, Балицким. А неожиданная встреча с Сидором Артемьевичем Ковпаком? А приезд в отряд Алексея Федоровича Федорова!

Но на этот раз должно было состояться особенно важное для нас событие. Руководимый непосредственно из Москвы, наш отряд действовал главным образом на территории Ровенской области. И хоть Василий Андреевич Бегма непосредственного отношения к нему не имел, командование считало своим долгом доложить секретарю подпольного обкома о наших действиях.

Накануне приезда Бегмы в штабе состоялся разговор.

— Я считаю, — сказал Медведев, — что не стоит вспоминать о самолете. Произошла ошибка, они не виноваты…

— Очевидно, он сам об этом заговорит, — заметил Лукин. — Ошибка ошибкой, но зачем было им распаковывать наш груз, просматривать документы. Ведь радист и метеоролог сказали им, к кому они летели…

125