Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы - Страница 133

133

…Медведев склонился над раненым Дарбеком. Тот, ощутив дыхание командира, приоткрыл глаза. На его бледном лице засветилась улыбка. Он еле промолвил:

— Командир, ты живой? Не ранен?

— Живой и не ранен, — успокоил партизана Дмитрий Николаевич.

— Очень хорошо, очень хорошо, а я так за тебя боялся, — сомкнув веки, прошептал Дарбек. А потом снова открыл глаза, посмотрел на командира, на Бориса Сухенко и на других товарищей. — Я умираю… Умираю… Отомстите за командира и за…

Дмитрий Николаевич попытался его утешить:

— Абрагим, ты будешь жить. Мы еще поедим твою болтушку по-казахски, как в сорок первом в Брянских лесах…

Дарбек уже не смог ответить. Перестало биться сердце этого отважного бойца. Сын казахского народа погиб на украинской земле, не дождавшись конца войны. В мирное время он работал трактористом, часто говорил нам, что мечтает стать агрономом…

После похорон Дарбека я зашел к командиру.

— Что, хочешь рассказать о сегодняшнем приключении? — спросил он.

— Да, Дмитрий Николаевич! — И я рассказал обо всем, что произошло, когда мы пришли в Нивицы.

— Свет не без добрых людей, — произнес Медведев. — Жаль, что сообщение незнакомца запоздало, и мы не смогли хорошо подготовиться к встрече с бандитами. Вот Дарбека потеряли. — Он тяжело вздохнул. Потом продолжал: — А я сделал необдуманно, отправившись ночью на прогулку… Сперва прилег отдохнуть. Но почему-то не спалось. Решил прогуляться. Выхожу на луг. Вдруг слышу: «Хлопцы, ложитесь — ползком, ползком. Нам нужно поближе подойти незамеченными». Понял: бандиты. Залег за деревом и не успел вынуть маузер, как бандиты заметили меня и начали стрелять из автоматов. Пули засвистели над головой. Мне ничего не оставалось, как ползти к своим. Я понимал, что вы можете принять меня за бандита… Но ничего, все обошлось… Только жаль Дарбека…

Немного помолчал, потом покачал головой, видно о чем-то вспомнив, и сказал:

— Между прочим, в такой переплет я попадаю не впервые. Осенью сорок первого, когда я партизанил на Брянщине, наш отряд окружили каратели. Меня ранило в ногу, и я не мог идти. Чтобы сохранить людей, приказал выбираться из окружения небольшими группами. Определил, где и когда должны собраться те, кому удастся спастись. Адъютантом у меня был мастер спорта по боксу Николай Королев, человек богатырской силы и неповторимой ловкости. С ним вдвоем мы и остались. Королев взвалил меня на плечи, взял сумку, два автомата и пошел. Добрались до широкой просеки. Перейти через нее не было никакой возможности, немцы соорудили временные дзоты и простреливали всю просеку. Что делать? Я приказываю своему адъютанту оставить меня в густом кустарнике, взять планшет с документами и пробираться к своим самому.

«Я этого никогда не сделаю, — категорически возразил Николай. — Вас одного, да еще раненого, оставить? Ни за что, лучше смерть…»

«Я дам письменное распоряжение…»

«Что вы, что вы, товарищ полковник! Я такого распоряжения не выполню…»

Я начал доказывать Королеву, что положение у нас безвыходное и нелепо идти на самопожертвование. Старался убедить его, что, если он перетащит меня в чащу и хорошо замаскирует, я смогу пролежать пару суток, пока немцы закончат свою операцию. Но Николай и слышать не хотел. Повесил на шею автомат, поднял руки вверх и, выйдя на просеку, направился к фашистскому дзоту. Успел крикнуть на прощание:

«Вы здесь полежите, а я сейчас…»

У меня промелькнула недобрая мысль. Схватился было за маузер, но тут же опомнился: Королев этого не сделает.

Увидев партизана с поднятыми руками, немцы перестали стрелять. Когда Николай подошел к дзоту, ему навстречу вышел немецкий офицер и довольно ласково, не без ехидства начал:

«О, гут рус, гут рус, битте машиненпистоле!»

Королев спокойно снял автомат, отдал его немцу, и они вошли в дзот. Там было пять немецких солдат во главе с офицером, двое возле пулемета, двое стали обыскивать Королева. Пятый солдат остался на посту возле дзота. Офицер, подсев к телефону, хотел сообщить кому-то, что у них в дзоте советский партизан. Королев, улучив момент, неожиданно боксерскими ударами нокаутировал гитлеровцев. Оглушенные, лежали они на полу. Николай же, взяв автомат, вышел из дзота и прикончил часового. Бросил в амбразуру гранату и, прибежав ко мне, сказал:

«Товарищ командир! Вражеский дзот уничтожен, пятеро немецких солдат и один офицер прикончены, пулеметная точка взорвана гранатой. Можем продолжать свой путь…»

Когда просека осталась далеко позади, Королев перебинтовал мне ногу, и я, опираясь на плечо своего спасителя, прихрамывая, поковылял сам. Нам пришлось идти всю ночь и почти весь следующий день, но мы добрались к назначенному месту. Прибыли и другие группы. Отряд снова начал действовать…

Медведев задумался. В это время вошла Лида Шерстнева и подала командиру радиограмму из Москвы. Медведев прочитал ее вслух:

— «Отряду «Победители» приказываем прекратить поход на запад. Немедленно возвращайтесь — на соединение с регулярными частями Советской Армии. Радируйте подтверждение…»

…Приближался день прощания с Дмитрием Николаевичем. В эти часы он был особенно дорог каждому из нас. Бесстрашный командир, чекист, коммунист, человек, наполнявший наши сердца отвагой, вселявший в наше сознание непоколебимую веру в торжество великого дела, за которое мы шли на борьбу с коварным врагом.

И становилось грустно оттого, что наш поход, наши партизанские действия заканчивались.

133