Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы - Страница 193

193

— Ну что, — обратился ко мне Клименко, когда мы остались одни, — не жалеете, что познакомились с Гроудой?

— Нет, не жалею, даже очень рад.

— Видите, а вы на меня гневались.

— И буду гневаться, если ты и дальше будешь таиться от нас. Мог сразу рассказать про Гроуду, так нет, захотелось ему дать хлопцам задание от имени командования. Смотри: узнают Медведев или Лукин — достанется тебе на орехи.

— А вы не говорите им, ведь все обошлось хорошо.

— Ладно. Но только теперь уже в последний раз тебя предупреждаю.

— А как быть с Шкуратовым? — спрашивает.

— Попробуем выяснить, кто он на самом деле.

— А чего выяснять? Подлец, и все. Немецкий холуй.

— Не надо спешить с выводами, Леня.

— Так для чего же он мне плел про поворотный круг?

— Может, нарочно похвастался, увидев, что на тебя иначе не подействуешь.

На следующий день мы рассказали про случай с Шкуратовым Красноголовцу. Оказалось, что Дмитрий Михайлович был с ним знаком еще до войны, когда служил в железнодорожной милиции.

— Правда, — пояснил Красноголовец, — в близких отношениях мы с ним никогда не были, но всегда здоровались, иногда перебрасывались словами. А год назад, еще когда вас тут не было, — повернулся он ко мне, — нужно было достать пропуск одному парню. Был тут такой Николай Сысоев, командир Красной Армии, попал в плен, бежал и очутился в Здолбунове. Рвался домой — на Подолию, а как без документов? Идем мы с ним как-то по городу, смотрю: Шкуратов. Поздоровались. Разговорились. Я, правда, больше слушал, а говорил он. Не помню по какому поводу, но он упомянул, что есть у него приятель, не то в городской управе, не то в гебитскомиссариате. Как услышал об этом Сысоев, сразу рассказал ему о себе. Помогите, мол, достать пропуск. «Хорошо, помогу», — согласился Шкуратов. И представляете — достал: Сысоев уехал к своим. После этого случая я еще несколько раз встречался с Шкуратовым, он все спрашивал, не нужно ли помочь еще кому-нибудь из моих знакомых. Я отвечал — не нужно. Все думал о том, стоит ли привлечь его к подпольной работе, и решил, что можно обойтись и без него. Не потому, что я его в чем-то подозреваю, — просто он слишком болтлив и хвастлив…

— Слышишь, Леня, — обратился я к Клименко, — а ты готов был покарать его, как врага. Когда уж ты будешь рассудительнее и перестанешь рубить сплеча.

— Пускай не брешет! — сердито буркнул Леонтий. — И добавил: — А все-таки не жалею, что проучил его. Болтун и хвастун иногда опаснее прямого врага.

Тогда еще никто из нас, даже Леня Клименко, не догадывался, какой сюрприз преподнесет нам впоследствии Шкуратов.

ЖЕЛТЫЕ ТАНКИ

История с резиновыми шлангами все не выходила у Лени из головы.

— Что ни говорите, а с ними все же можно какую-нибудь штуку выкинуть. Да так, чтобы все было шито-крыто, — твердил он.

— Ты опять за свое, — останавливал я его.

Леня умолкал, а через день-другой опять напоминал мне про шланги.

— И дались же они тебе, — корил я Клименко. — Разве, кроме них, тебе не о чем думать?

А думать ему было о чем.

С неделю назад я вернулся из отряда и привез здолбуновским товарищам радостную весть: командование полностью одобрило их деятельность и приняло решение развернуть усиленную подготовку к активной диверсионной борьбе.

— Это очень хорошо, — говорил мне Медведев, — что у нас есть свои люди и на станции, и в депо. Хорошо и то, что мы регулярно получаем точные данные о движении поездов. Теперь пришло время подумать, как бы эти поезда обрабатывать так, чтобы они не доходили до места назначения. Мы ведь не всегда успеваем передать в Москву сведения о каком-нибудь важном составе. Дело это нелегкое. К тому же, какою бы значительной диверсия ни была, она не должна мешать деятельности наших разведчиков. Словом, в Здолбунове должно быть относительно спокойно.

— Понял, — сказал я командиру, — и уверен, что здолбуновские товарищи справятся с этим заданием.

— Спешить не надо, — предостерегал меня Дмитрий Николаевич. — Я знаю: у парней руки чешутся что-нибудь такое устроить. Ты предупреди их, особенно Клименко, он у вас нетерпеливый. Без нашего приказа ничего не начинать. Пока что нужно готовиться. Как там у Шмерег — тайник порядочный?

— Да, немалый, места хватит. А что?

— На днях принимаем самолет. Будет взрывчатка, мины, гранаты. Часть переправим в Здолбунов. Ты скажи Лене, чтобы приготовил свой «газон». Ему придется поработать. Сделает несколько рейсов. Сразу все брать не будем, а понемногу, чтобы можно было спрятать в кузове среди разного товара.

— Представляю себе, как он будет рад!

— Только пусть бережется. Прежде, когда он был связным, у него не было вещественных доказательств, и никакая проверка ему не была страшна. А теперь, если наскочит на патруль… конец! Вы там с ним подумайте, как избежать опасности.

Да, было о чем думать Лене Клименко, а он — шланги.

Однажды, увидев меня, Клименко не мог скрыть свою радость:

— А с шлангами все же вышло!

— С шлангами? Опять чего-то намудрил?

— Недавно встретился я с Владимиром Паличкой и рассказал ему эту историю с шлангами. Он посмеялся надо мной, а после говорит: «Знаешь, ты подал мне одну идею». — «Какую?» — спрашиваю. «У нас в инструментальном складе целая гора этих шлангов и тормозных кранов. Если их немножко обработать, ну, хотя бы надрезать или подпалить раскаленным шкворнем, а затем прицепить к паровозу, они от давления воздуха начнут лопаться через несколько десятков километров». Вчера из депо вышел паровоз с таким шлангом. И что бы вы думали? Не успел он дотянуть до Радзивиллова, как воздушная тормозная система вышла из строя. А вы говорили: шланги — мелочь.

193