Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы - Страница 213


К оглавлению

213

Но действительность снова сорвала его планы, нарушила покой.

Прошло свыше двух недель, как исчез штурмфюрер бангофжандармерии Ясневский. Поначалу на это никто не обращал внимания: все были заняты расследованием диверсии на мосту. Но когда все обстоятельства были «установлены» и последняя комиссия покинула Здолбуновский узел, дошла очередь и до Ясневского.

Оказалось, кто-то видел, как штурмфюрер садился в поезд, подорвавшийся на мосту. Но начальник бангофжандармерии тут же опроверг это.

— Если штурмфюрер выехал на том поезде из Здолбунова, — заявил начальник, — как же он мог меньше чем через час после взрыва оказаться в штабе бангофжандармерии?

— А кто его там видел? — задал вопрос гауптштурмфюрер, занимавшийся расследованием.

— Лично я, — ответил начальник бангофжандармерии. — И не только видел, а немедленно же, как только он явился, направил его с группой жандармов в район катастрофы.

Допрошенные жандармы подтвердили, что штурмфюрер Ясневский действительно ехал с ними к месту взрыва. В дороге он очень нервничал, то и дело смотрел на часы, ругал тех, из-за кого должен был оторваться от какого-то весьма важного дела. Когда подъехали к мосту, он первым выскочил из вагона и куда-то убежал. Было большое смятение, и штурмфюрером никто больше не поинтересовался.

Тогда высказали предположение, что штурмфюрер мог принять участие в охоте на мадьяр — караульных моста. После взрыва они рассеялись по окрестным лесам, поэтому на них и пало первое подозрение. В лесу многие погибли — как из числа беглецов, так и из числа тех, кто охотился за ними. Но ни среди трупов, найденных в лесу, ни среди раненых Ясневского не было.

Наконец расследователям надоело без конца заниматься каким-то штурмфюрером. Пришли к выводу, что Ясневский погиб во время операции, а тело его осталось где-нибудь в лесу.

Почему же теперь встревожился Вайнер? И какое отношение к нему имел этот штурмфюрер Ясневский? Может быть, они были близкими приятелями, оттого майор так болезненно переживал тяжелую утрату? Нет, приятелями они вовсе не были, и Вайнер даже испытывал антипатию к этому прилизанному плешивому пройдохе в гестаповском мундире. Причина была другая.

За полчаса до того, как в кабинет Вайнера вошел Аврам Иванов, майор разговаривал по телефону со своим давним соперником — шепетовским комендантом. Этот разговор поверг Вайнера в полное расстройство.

— Спешу вас порадовать, уважаемый коллега, — насмешливо кричал в трубку шепетовский комендант, — только что до меня дошла потрясающая новость…

Вайнер сразу же почувствовал, что оттуда, с того конца провода, направлена стрела в его сердце.

— …Спешу вас порадовать, — неслось из трубки, — мост взлетел на воздух после того, как на него была сброшена мина. И сбросил эту мину знаете кто? Ваш здолбуновский кондуктор Ходаковский. Вы слышите меня, дорогой коллега? Что-то я не замечаю, чтобы вы были восхищены этой новостью. Но погодите, это еще не все. Приготовьтесь к главному. Мину этому Ходаковскому дал… Кто бы, вы думали? Не догадываетесь? Сотрудник бангофжандармерии штурмфюрер Ясневский. Да, да, Ясневский! Что вы теперь скажете? Видать, здорово вы там всех пораспустили, если даже в вашу бангофжандармерию пролезли большевистские агенты…

Вайнер остолбенел.

— Не может быть! Это ваша выдумка! — изо всей мочи рявкнул он в трубку. — Какие у вас доказательства?

— Доказательства у нас есть, коллега, — голос шепетовского коменданта звучал триумфально. — Этого Ходаковского, царство ему небесное, подобрала наша спасательная команда возле моста. При взрыве ему оторвало ногу, обожгло лицо, взрывной волной отбросило на самый берег реки, но он остался жив…

— Почему же вы сказали: царство ему небесное? — растерянно спросил Вайнер.

— Повторяю: остался жив, — продолжал шепетовский комендант, — и попал к нам в госпиталь. А когда опомнился, тут же начал просить соседей по палате, чтобы дали ему чего-нибудь крепкого выпить. У одного нашелся шнапс. Ходаковский напился и начал жаловаться на свою судьбу. Плакал. Говорил, что все о нем забыли. Вспоминал какого-то Генека с Костельной улицы, который должен дать ему тысячу марок. «А за что же он даст вам такую большую сумму?» — спросил сосед. И тут Ходаковский проговорился… Вы понимаете, конечно, что узнать у него, кто такой этот Генек с Костельной улицы, для нас не представило больших трудностей. Бедняга, правда, не выдержал и отдал богу душу, но ведь для него это лучше, чем остаться калекой…

Это не была выдумка. Это была правда, горькая правда. И Вайнер, ошеломленный услышанным, решил принять срочные меры, чтобы хоть в какой-то степени предотвратить бурю — а она непременно должна была нагрянуть. «Рано торжествуете, уважаемый коллега, — рассуждал он. — Курт Иоганн не такой пень, как вы думаете. Я найду козла отпущения. Я сумею снова отвести от себя удар. И на сей раз он будет направлен против тех, у кого на службе состоял и чей мундир носил этот Ясневский, — против гестапо».

А с гестапо у майора Вайнера были старые личные счеты. Еще в декабре сорок второго года, когда ему, раненному в руку, удалось уйти от партизан, гестаповцы начали выматывать из него душу. Приходили в госпиталь, где он лежал, и устраивали ему форменный допрос: якобы он, майор армии третьего рейха, пострадавший в стычке с партизанами, на самом деле трус, если не изменник своего отечества. Гестаповцы не давали покоя Вайнеру и после того, как он выписался из госпиталя. Несколько раз вызывали в мрачное здание на Дубенской улице и опять допрашивали, почему он остался жив, тогда как подполковник Райс, граф Гаан и остальные офицеры, возвращавшиеся вместе с ним в Ровно из Киева, погибли. Как мог Вайнер ответить на столь бессмысленный вопрос? Разве он виноват, что партизанская пуля только ранила его, а не разлучила с жизнью?

213