— Да отпустите, пан Марчук, этого хлопца, — обратилась к полицаю соседка. — Разве вы его не знаете? Это же сын Марии Левицкой…
— Марии? — переспросил Марчук. — Что же ты мне, гаденыш, об этом не сказал? А ну, идем к тебе, там все и выясним.
И он потащил Ромку к дому, где в это время кроме хозяйки были Кузнецов, я и Коля Маленький (за несколько минут до этого он прибежал сюда, но ничего о случившемся не рассказал). Коля Маленький сидел против раскрытых дверей, и его хорошо было видно со двора. Поэтому Марчук, подойдя к дому, тотчас же его увидел и с возгласом: «Вот он где, партизан!» — ворвался в комнату. Но в то же мгновение он услышал:
— Вас воллен зи?
И перед ним вырос немецкий офицер. Насмерть перепуганный полицай вытянулся и отчеканил:
— Хайль Гитлер, господин обер-лейтенант!
— Хайль! — небрежно ответил Кузнецов.
— Чего это вы, пан Марчук, цепляетесь к детям? — спросила Мария.
— Да ничего, пани Левицкая. Просто хотел попугать озорников, а то они друг друга называют партизанами и дерутся, как петухи.
— Как вам не стыдно, — принялся отчитывать полицая Кузнецов. — Служите в уголовной полиции и не нашли ничего более подходящего, чем выяснять детские недоразумения. Какой дурак поставил вас на эту должность? Вы компрометируете наши органы. Вы — олух! Болван! Осел!
— Яволь… Яволь… — виновато поддакивал Марчук.
— Ступайте прочь и больше не попадайтесь мне на глаза! — гневно крикнул Кузнецов.
Полицаю ничего не оставалось сделать, как пойти домой. Вид у него был довольно-таки жалкий.
Вскоре ушел Кузнецов. Коля Маленький тоже покинул дом Левицкой — мы решили, что ему лучше не приходить больше сюда. Я остался ожидать мужа Марии — Феликса, который должен был принести последние сведения.
— Кто он, этот Марчук? — спросил я у Марии, когда мы остались одни.
— Он появился здесь с приходом немцев. Вон в том доме жили богатые евреи. Их увезла полиция, а Марчук занял особняк. Живет один, никто не знает, где его семья. Возможно, у него ее и нет. Одни говорят, будто он родом из Закарпатья, другие — из Одессы. А сам он утверждает, что родился в Ровно, но никого из родных у него не осталось. Вспоминает, как служил у Петлюры, а потом скрывался от советских властей. Перед самой войной его все же поймали, посадили за решетку. Из тюрьмы выпустили оккупанты, и он пошел служить в гестапо. Здесь называют его Кислицей — за придирчивость и нахальство. Дали ему еще прозвище — Седой Ус.
Не успела Мария окончить свой рассказ, как в открытом окне показалось лицо с усами, один из которых был седой.
— А где же пан обер-лейтенант? — спросил Кислица, облокотившись на подоконник.
— Пошел в город, — ответила Мария.
— Это твой знакомый? Ты, наверно, хорошо его угостила, а может, и переспала с ним несколько ночей, недаром же он с тобой так любезен.
— Оставьте шутки, пан Марчук! Обер-лейтенант — очень порядочный и культурный человек…
— Он устроил мне такой нагоняй, что я сам не свой и не знаю, что делать. Еще пойдет к моему шефу и наговорит всякой ерунды. Оправдывайся тогда.
— Нет, этого он не сделает, пан Марчук, — вмешался я в разговор.
— А вы кто такой? Откуда знаете обер-лейтенанта? У вас есть с ним связи?
— Конечно, есть. Я обер-лейтенанта знаю давно. Он меня даже на работу устроил.
— Я хочу с ним познакомиться поближе. Не окажете ли мне такую услугу?
— Хорошо. Я скажу ему об этом, но согласится ли он — не знаю.
— А вы сделайте так, чтобы согласился. Я в долгу не останусь, — умолял Кислица. — Мария, приготовь-ка что-нибудь закусить, а я сейчас принесу бутылочку. С хорошим человеком приятно выпить. Можно на вашем велосипеде подъехать к магазину? — полицай взялся за руль велосипеда, стоявшего под окном.
— Пожалуйста. Но если речь идет лишь о бутылке водки, то нечего беспокоиться, она найдется.
— У вас, наверное, самогонка, а я хочу настоящей выпить.
— Не только настоящая, но и коньяк.
— Неужели?
— Конечно, — подтвердила Мария, — заходите, пан Марчук. Даже отличная селедка, замаринованная по-домашнему, есть. Заходите!
Кислица не заставил себя долго упрашивать. Когда мы уже сидели за столом, он продолжал меня агитировать — замолвить за него словечко перед обер-лейтенантом. Что мне оставалось делать? Чтобы побыстрее избавиться от надоедливого мерзавца, я пообещал ему все устроить как следует, хорошенько напоил его и даже проводил домой. Он не хотел меня отпускать, приглашал к себе, но я не имел никакого желания находиться в его обществе и, дав слово, что в другой раз обязательно зайду, вернулся к Марии.
Пришел Феликс. Поговорив с ним, я на велосипеде поехал в Здолбунов.
Командование поручило мне срочно связаться с здолбуновскими подпольщиками и посоветоваться с ними относительно активизации разведывательно-диверсионной работы на железнодорожном узле. Я решил ехать в Здолбунов не по основной магистрали города, а через набережную реки Усте и оттуда лугами выбраться на шоссе. Этот маршрут был более безопасный.
Но не успел я свернуть с главной улицы на набережную, как позади раздался свисток полицая. Я не обратил на него внимания и нажал на педали. Оказывается, делая левый поворот, я нарушил правила уличного движения и к тому же еще не остановился на сигнал регулировщика. Не знаю, что было бы, задержи он меня, но тут неизвестно откуда появился патруль фельджандармерии. Немец понял, в чем дело, выхватил резиновую нагайку, остановил меня и начал прогуливаться ею по моему телу. Возможно, случись это не в центре города, мои нервы не выдержали бы. А тут пришлось терпеть. Начали собираться люди. Зевак нашлось немало, появились даже знакомые парни и девушки. Одни смеялись и кричали: