Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы - Страница 8

Для нас, новичков, переход был нелегким. Первые два десятка километров еще можно было терпеть, а потом становилось все трудней и трудней. Ноги опухли, на них повыскакивали волдыри, к тому же еще вещевой мешок врезался лямками в тело.

Нестерпимо. А отряд идет и идет, — кажется, конца-краю не будет дороге. Вдруг знакомый голос обращается ко мне:

— Слушай, друг, давай сюда свой мешок!

Это Филиппе. Он подходит ко мне и берет рукой за лямку.

— Нет, Ортунио. Спасибо, не надо. Я сам.

— Не строй из себя героя, — говорит он. — Это никому не нужно. Мне в Испании тоже было нелегко, когда приходилось совершать большие переходы. Я знаю, как тебе трудно сейчас без тренировки. Давай свой мешок и не стыдись. Тут нечего стыдиться.

Он взял мои вещи, да еще время от времени меня поддерживал. И на сердце стало веселее, и идти легче рядом с бодрым, сильным и отважным человеком.

Я всегда восхищался его выдержкой. Если приходилось с ним вместе стоять на посту, он обязательно просил, чтобы ему продлили «вахту».

— Я спать нет. Я стоять будет еще, — говорил он.

Одно было неудобно: он (как, впрочем, и другие его соотечественники) не умел разговаривать тихо и к тому же плохо владел русским языком. Поэтому при выполнении заданий испанцам приходилось молчать.

— Мне рот — вода, — говорил Ортунио и прижимал к губам палец.

Зато когда надо было кричать «ура», наши компаньеро отводили душу.

Командиром нашего отделения был назначен старший сержант Сарапулов. Для него приказ старшего начальника — закон, и сам он требовал от подчиненных беспрекословного выполнения своих распоряжений. От него только и слышно было:

— Ортунио! Разговорчики!

А Ортунио, когда начинал о чем-нибудь рассказывать (особенно о своей Марии, с которой они поженились в Москве, и о маленьком Володьке), входил в такой азарт, что, не слышал никаких замечаний командира. И тогда старший сержант Сарапулов начинал отчитывать рядового Ортунио Филиппе.

А впрочем, не одному ему доставалось от командира отделения. Не избежал нотаций и я. Однажды слышу:

— Гнидюк, к командиру!

Я подумал, что меня вызывает Дмитрий Николаевич, и направился в штаб. Вдруг за спиной прозвучало:

— Куда? Назад!

Это — Сарапулов. Когда я подошел к нему, он осуждающе посмотрел на меня и спросил:

— Разве вы не знаете, кто ваш непосредственный командир? Устав изучали?

— Простите, но…

— Как нужно отвечать? Не знаете? И вообще, почему вы не стоите смирно, а переваливаетесь с ноги на ногу? Вы куда пришли, может, на танцы? Или к теще в гости?

— Товарищ командир отделения, я сроду не был в армии, и никто меня не учил, как нужно себя вести перед командиром.

— А чему же вас тогда учили, прежде чем послать сюда?

— Нас учили воевать с врагами.

— Плохо учили. На первый раз делаю вам замечание. Но если случится еще что-нибудь подобное — получите наряд вне очереди. Идите!

Я усиленно начал изучать устав, и когда спустя несколько дней меня вызвал старший сержант, я четко, по-военному подошел к нему и, взяв под козырек, отрапортовал:

— Товарищ командир отделения! Боец Гнидюк прибыл по вашему приказанию.

— Сейчас пойдете на пост — охранять штаб.

— Слушаюсь! Но у меня нет автомата.

— А где же ваш автомат? Потеряли или забыли захватить из Москвы?

— Не выдали, товарищ командир отделения.

— А что же вам выдали? Костюм? Галстук?

— Нам выдали пистолеты и гранаты. А костюмы и галстуки нам тоже дали, вот мы и взяли их с собой в отряд.

Эх, и начал тут старший сержант Сарапулов читать мне мораль!

— Присылают сюда всяких, не разобравшись. Вместо того чтобы взять автомат и побольше патронов, он таскает с собой костюм и галстук. Наверно, еще и лакированные туфли не забыл захватить… Он думал, что летит на свадьбу, а не в партизанский отряд. Я отобью у вас охоту к галстукам и костюмам. Сегодня же доложу командиру взвода. Пусть он отберет ваш коверкот и лаки. А если нет — пусть вас забирает отсюда. С такими навоюешь!

Я не сердился на него. Что поделаешь, наши с ним функции в отряде совершенно разные. Мне об этом известно, а ему — нет. И в этом не его вина.

Через день нам действительно пришлось с ним распрощаться. И не потому, что он пожаловался на меня командиру взвода, просто пришла моя очередь идти на первое задание в Ровно.

Меня вызвали в штаб. На лесной поляне у костра я увидел Медведева, Лукина и Стехова. Тут же сидел Николай Иванович Кузнецов.

Подойдя, я вытянулся по стойке «смирно»и отрубил:

— Товарищ командир отряда! Боец Гнидюк прибыл по вашему приказанию.

Медведев усмехнулся:

— Вижу, что наука Сарапулова не прошла даром. Рапортует, как настоящий военный. Садитесь. Кстати, это тоже было для вас, будущего разведчика, своего рода проверкой. Плохо только, что Сарапулов подметил у вас лакированные туфли.

— У меня не лакированные, Дмитрий Николаевич, а обыкновенные кожаные, коричневого цвета.

— А откуда же он взял, что вы носите с собой лакированные туфли?

— Это просто его предположение…

— Ну хорошо. Оставим это. У нас есть более важные дела. Вам необходимо поехать в Ровно.

Слова командира обрадовали меня: значит, начинается настоящая разведка! Скорее бы в город, скорее бы проверить свои возможности, скорее бы…

— Слушаюсь, товарищ полковник. Когда прикажете отправляться?

— Какой он нетерпеливый, Александр Александрович, — обратился Медведев к Лукину. И, переведя взгляд на меня, продолжал: — Разведчику необходимо в таких случаях иметь железную выдержку. Но ваш отъезд мы не собираемся откладывать. Думаем, отправитесь дня через три. Все будет зависеть от того, как быстро вы подготовитесь. Подробности согласуете с Александром Александровичем и вот с этим товарищем, — он повернулся к Кузнецову. — Надеюсь, вы знакомы?