Не успела Лидия Ивановна переступить порог комнаты, как Лена воскликнула:
— Партизан Коля Гнидюк пришел!
Вот так неожиданность! Лена, которой никто не открывал нашей тайны, вдруг называет меня партизаном.
— Откуда ты это взяла? — удивилась Лидия Ивановна. — Кто тебе сказал?
— Никто мне ничего не говорил, и никого ни о чем я не спрашивала. Но я все знаю и все буду знать. Мне нравится, что вы партизаны, и я хочу партизанкой быть.
Лисовская рассердилась:
— Прикуси язык, а то…
— Уже прикусила, — перебила ее Лена, — и можете от меня не прятаться. Майя, идем!
Мы остались вдвоем с Лисовской.
— Ну, теперь здравствуйте! — сказала она.
— Здравствуйте, Лидия Ивановна!
— Мы снова вместе будем работать?
— Как вам сказать?.. Конечно, вместе, ведь мы делаем одно дело. Но встречаться, наверно, нам не придется. У меня теперь другое задание, не связанное с вашим. И зашел я к вам просто так, по пути, говоря откровенно, без разрешения командования. Захотелось вас увидеть…
— Надеюсь, вы уже успели познакомиться с Майей?
— Да, успел. Они с Леной даже дважды оставили меня в дураках, — рассмеялся я.
— Майя — молодец! Она нам хорошо помогает. Николай Иванович ею очень доволен.
— Лукин тоже доволен, — добавил я. — В отряде он мне рассказывал и о вас, и о вашей сестре. Хвалил. Я за вас очень рад. Я и раньше говорил, что из вас получится чудесная разведчица.
— И играли со мной в прятки…
— Но ведь…
— Не оправдывайтесь. Мне все понятно. Но правду вы могли мне сказать немного раньше. Ведь вы первым пришли сюда, первым мне доверились, вам первому я открыла свою душу. Так? Скажу откровенно: в вашем лице я нашла не только товарища по борьбе, но и настоящего друга… Ну, не смотрите на меня так, я на вас не сержусь. Наоборот, даже довольна всем этим. Имейте в виду: если вам с Николаем Ивановичем придется еще когда-нибудь разыгрывать подобный спектакль, будьте более осторожны. Я собиралась его отравить, и вы об этом ему рассказали. Но ведь я могла уничтожить его другим способом. И потом могла вас не предупредить. Я и тогда жалела, что рассказала вам о своем намерении. Думала: «Уничтожу гада и преподнесу нашим сюрприз». Ну и сюрприз бы был!
— Думаю, теперь вы не жалеете, что ваш план не удался?
— Конечно, нет! Николай Иванович — блестящий разведчик, и работать под его руководством очень интересно. Вообще у вас чудесные ребята. И Коля Струтинский, и Валя Семенов…
— «Провокатор»? — смеясь, спросил я.
— А вы знаете? Он вам рассказывал?
— И он, и Николай Иванович. Мы все очень смеялись.
— Теперь и мне смешно. А тогда я думала, что все кончено. Никак не могла представить себе, что Пауль Зиберт — не немец, не фашист, а русский партизан. Семенову, когда он передал «привет от Попова», я поверила сразу, что он мне поможет избавиться от Зиберта. И вдруг он предупреждает Зиберта, что кофе отравлен. Вы можете представить, что со мной было? Я не верила, думала: они вас схватили и заставили говорить.
— Когда мы с вами договаривались о пароле, — сказал я, — мы думали, что Николай Иванович придет к вам один. Но потом Лукин возразил. Он сказал, что паролям не всегда верят, тем более что вы хорошо знаете Зиберта как немецкого офицера, гестаповца и ненавидите его. Поэтому Лукин решил послать с Кузнецовым Валю Семенова. Да и Валентин все время просился в город.
— А что, он до этого не был в Ровно? — спросила Лисовская.
— Нет, он выполнял другие задания. Он никогда не знает отдыха. Если отряд переходит из одного места в другое и преодолевает, скажем, тридцать километров в день, то Валя со своими ребятами проходит вдвое больше: нужно ведь сначала все разведать и проверить — местность, обстановку. В отряде и на стоянке партизаны несут караульную службу, а разведчики ежедневно отмеряют по полсотни километров — на «маяк» и обратно, доставляют донесения от городских разведчиков-подпольщиков, таких, как мы с вами. Валя рвался в город, но его не пускали.
— Почему?
— Как же было ему, человеку, все время жившему в Москве и, кроме русского языка, никаким другим не владевшему, появиться в «столице» оккупированной Украины? Он сразу бы вызвал подозрение и, чего доброго, попал бы в лапы гестаповцев.
— Но все-таки его пустили?
— Да. Лукин нашел чудесный выход из положения. Он сказал Семенову: «Наденешь форму немецкого солдата, сделаем тебе удостоверение «дойч-казака», и ты будешь иметь право ходить по городу с оружием. Это для тебя будет лучшей униформой. Только хорошо научись козырять и выкрикивать «хайль Гитлер». Вот так и пришел он к вам, на помощь Кузнецову.
— И очень хорошо, что пришел, иначе бы я Зиберту не поверила.
— А что Лена? — спросил я. — Она тогда ничего не слышала?
— Нет. К счастью, она куда-то ушла, и дома никого не было. А вообще она очень наблюдательная девушка. Кстати, она не впервые ставит меня в затруднительное положение. Недавно она сказала: «Знаешь, Лида, мне кажется, что этот шофер, который приезжает с Паулем Зибертом… ну тот, Николаус, наверное, партизан». — «Ты откуда это взяла?» — крикнула я на нее. А она спокойно рассуждает: «Если он не настоящий партизан, то все равно немцев ненавидит. На него Зиберт кричит, а он ни слова в ответ. Я у него подметила два пистолета. Для чего шоферу два пистолета и полный портфель гранат? Это только партизаны так вооружены. Он когда-нибудь завезет этого Зиберта туда, куда Макар телят не гонял. Вот увидишь!» Ну что ты с ней поделаешь? А сегодняшний случай… Знаете, от нее все труднее прятаться…