Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы - Страница 191

191

— А что, если перекрыть кран между паровозом и вагонами и этим выключить всю тормозную систему? Поезд может тогда потерпеть аварию? — настаивал Клименко.

— Не суши себе голову, — проговорил я сурово, — и на делай необдуманных вещей. Запомни: ты подпольщик и обязан соблюдать дисциплину.

— Запомню…

— Ты и в прошлый раз мне обещал, когда я спрашивал про поворотный круг. Ты так ничего не можешь мне о нем сказать?

Молчит. Повторяю вопрос и слышу в ответ:

— Ничего.

А сам смущенно отводит глаза.

Неужели он и вправду не знает, кто вывел из строя поворотный круг? Значит, в депо действует кто-то отдельно от нас. Надо узнать, кто именно. Встречаюсь с Красноголовцем, напоминаю ему о диверсии в депо, прошу еще раз переговорить с ребятами: может быть, все же удастся напасть на след. Сам выезжаю в Ровно, где меня ждут важные дела. Возвращаюсь примерно через неделю. Останавливаюсь у Бойко. Здесь и находит меня Леня Клименко.

— Вот хорошо, что вы тут! — восклицает он, едва войду в комнату.

Я замечаю: нервничает, чем-то взволнован.

— Что случилось, Леня?

А он:

— Вы Шкуратова знаете?

— Шкуратова? — напрягаю память, стараюсь припомнить: напрасно. — Нет, не знаю. А кто он такой?

— Падло! Работает поваром в вокзальном буфете. Только встретимся, начинает жаловаться на свою судьбу, намекает, что неплохо бы связаться с партизанами, спрашивает, не знаю ли я, часом, кого из подпольщиков. «Ты, говорит, все разъезжаешь по селам на своем «газоне». Поспрошай-ка мужиков, не заходят ли к ним партизаны. А если нападешь на след, постарайся меня с ними связать».

— А ты что ему?

— Хорошо, говорю, поспрошаю. А сам чувствую: тут что-то не так. Уж больно въедливый он и склизкий. Нет, думаю, поначалу нужно тебя испытать, а уж после решать, стоит ли с тобой иметь дело. «А какую, — спрашиваю, — корысть получат от тебя партизаны?» — «О-о, — отвечает, — ты еще не знаешь Шкуратова. Думаешь, Шкуратов только борщ умеет варить? Я, брат, могу такую кашу заварить, что немцы только почешутся». А вчера опять пристал ко мне и спрашивает: «Ты про поворотный круг слыхал?» — «Про какой такой круг?» — делаю вид, что не понимаю его. «Эх, ты, — укоряет, — живешь на железной дороге, а не знаешь, что такое поворотный круг. Это в депо такая штуковина, на ней паровозы поворачиваются. Понял?» — «Допустим, — говорю. — Так что случилось с этой штуковиной?» — «А то, что в один прекрасный день она перестала работать. И знаешь, кто это сделал?» Смеется во всю пасть: «Не было бы Шкуратова, ничего с этим кругом не сталось бы…» — «Так это ты его испортил?» — «А как же, можешь так и передать своим партизанам. А еще лучше будет, если отвезешь меня к ним. Я им много чего рассказать могу». — «Садись, говорю, поехали». Увидели бы вы, как он обрадовался! Выехали мы за город, завез я его в лесок и говорю: «Вылазь, сейчас я тебя познакомлю с партизанами». А он, видать, понял, что его ожидает, глаза со страху вытаращил и заикается — бормочет: «Ты что это? Ты что?» — «Вылазь! — кричу. — Сейчас я тебе покажу и партизан, и поворотный круг». Схватил его за грудки и надавал по морде сколько влезло. «Если ты, — пригрозил ему, — подлец, будешь еще болтать про партизан и хвастаться каким-то поворотным кругом, я самолично отвезу тебя в гестапо, тогда узнаешь, как вредить немцам!» Оставил его и поехал.

— Не понимаю, Леня, отчего это ты вдруг побил человека.

— Чтобы не брехал больше! Подлец! Поворотным кругом похваляется.

— Значит, он к истории с кругом никакого отношения не имеет?

— Никакого! — решительно выкрикнул Клименко.

— В таком случае кто же вывел этот круг из строя? Может, ты?

— Нет, не я.

— А кто же?

На этот раз Клименко вынужден был все мне рассказать.

— В депо работает один парень из местных чехов. Гроуда его фамилия. До войны был комсомольцем. Знает Колю Приходько. Познакомились мы с ним с месяц назад — попросил подвезти до Квасилова. Потом я его еще несколько раз подвозил. А в дороге, сами знаете, тянет поговорить. Говорили о том о сем. В Квасилове вместе пили пиво. Ну, как-то за кружкой пива я его и спрашиваю: «Чего вы и ваши товарищи сидите без дела?» — «А что вы имеете в виду?» — спрашивает. «Как что? — говорю. — Служите в депо, ремонтируете паровозы, а после эти паровозы тянут поезда с немецкими солдатами, оружием и разными прочими грузами».

Вижу: обиделся Гроуда на меня. «Неужели вы думаете, говорит, что мы работаем на фашистов? Мы, чехи, ненавидим их не меньше, чем вы, русские и украинцы. Земля наших отцов — Чехословакия. А украинская земля — это наша вторая родина. Фашисты захватили и Чехословакию и Украину. Они — наши враги. Так разве может честный человек помогать своему врагу? Наши ребята давно уже столковались между собой, и те паровозы, которые мы ремонтируем, долго по дорогам не ездят. Выйдут из депо, сделают один-два маршрута и возвращаются назад. Больше стоят на ремонте, чем работают». А после он меня спрашивает: «Вы что, может, связаны с партизанами?» — «Конечно», — говорю. Вы бы видели, как он обрадовался! Схватил мою руку, жмет изо всех сил. «Передайте товарищам в отряде, говорит, что мы, чехи, с вами и готовы выполнить любое поручение».

Клименко замолчал и о чем-то задумался. Потом махнул рукой:

— Вот, хоть ругайте, хоть нет, а скажу так, как было. Через несколько дней, встретившись с Гроудой, я сказал ему, что командование отряда поручает чешским товарищам, работающим в депо, вывести из строя поворотный круг.

— Так и сказал? А кто тебя на это уполномочивал?

191