— О Езус Мария, — с восторгом воскликнул шляхтич, — говорите скорее! Какое поручение?..
— Нужно взорвать железнодорожный мост через Горынь, — спокойно ответил я.
— А что я могу для этого сделать? — спросил не задумываясь Ясневский.
— Сбросить с поезда мину на мост.
— Хорошо, — проговорил «жених» и, немного подумав, добавил: — Мне на эту операцию нужно три дня, две тысячи немецких марок, мину и ваше, Вандзя, благословение.
— За этим дело не станет. А кто повезет мину?
— По-видимому, Ходаковский. Это кондуктор, за деньги он все сделает. Тем более что почти не бывает трезвым. Нынче же я с Ходаковским увижусь и все улажу.
— Смотрите только, чтобы он не продал нас.
— О нет! Он жаден на деньги, а я ему вперед дам немного, зато пообещаю, что после заплачу все.
— Добро. Пускай будет он. Только пока что ничего ему не говорите. Нужно все хорошенько обдумать. Приходите завтра сюда, и мы окончательно уговоримся. А сегодня можете только слегка прозондировать почву. Но предупреждаю: о задании — ни слова.
В тот же день я поехал в Ровно, встретился с Кузнецовым и сообщил ему, что Ясневский согласен подорвать мост.
— Вообще-то вся эта игра довольно рискованная, — сказал Николай Иванович. — Я могу поверить, что «жених» ничего не выдаст немцам, потому что клятва, которую он подписал, и списки агентуры, составленные им собственноручно и переданные нам, а кроме того, и любовное чувство к Ванде связывают его по рукам и по ногам. Но вот Ходаковский…
— Я и сам о нем думаю, поэтому и решил посоветоваться, как с ним быть.
— Он ни в коем случае не должен знать, что везет мину. Придумайте что-нибудь. Ну, хотя бы пусть Генек ему скажет, что в чемодане вещи для охраны моста. Кажется, его охраняют мадьяры?
— Да.
— Ну вот, пусть пьяница кондуктор думает, что у его шефа какие-нибудь делишки с мадьярами.
— А что, если я сам буду присутствовать при разговоре Ясневского с кондуктором? — спросил я Кузнецова. — Без меня Генек может наговорить глупостей.
Николай Иванович немного подумал и сказал:
— Опасно, но это надежнее. Только смотри…
— Постараюсь.
И еще в одном деле я ожидал совета от Кузнецова: кому взять мину у Шмерег. Самому мне вообще нельзя появляться на этой улице. Послать Леню — так ведь он ничего не знает про Ванду и Генека, наверняка обидится на меня, начнет расспрашивать: кто, да что, да как. Мог бы пойти Владек, но Ванда категорически против. Про ее тайну и про всю эту историю с Ясневским знает только Жукотинский, но условия конспирации строги, я не хотел посылать его. Ванда сказала, что сама принесет мину. Все же, не посоветовавшись с Кузнецовым, я не мог решиться послать девушку к Шмерегам.
— Пойдет она от них с большим чемоданом, — говорил я Николаю Ивановичу, — кто-нибудь к ней пристанет. А то вдруг найдется галантный кавалер, которому вздумается ей помочь…
— Знаешь что, — решил Кузнецов, — я сам буду сопровождать девушку. Завтра же приеду в Здолбунов. Пусть она придет к Шмерегам к двум часам дня.
Под вечер шофер Пауля Зиберта, Николаус — так называл Кузнецов Колю Струтинского, — привез меня в Здолбунов, к Петру Бойко. Здесь я встретился с Михаилом Шмерегой и предупредил его, что завтра, в два часа дня, к нему придет человек за чемоданом с миной.
…Ровно в два часа в дверь дома Шмерег постучались. Анастасия Тарасовна, открыв дверь, увидела незнакомую девушку.
— Не продается ли у вас новое платье моего размера? — спросила пришедшая.
— Да, продается. Оно вам подойдет, — ответила Анастасия. — Пройдите, пожалуйста, в комнату. Но донесете ли вы чемодан, ведь он такой тяжелый! Я сама еле передвигаю его…
— Донесу, — уверенно ответила Ванда.
Минут через десять Ванда вышла из дома и, сгибаясь под тяжестью чемодана, медленно зашагала в город. Пройдя несколько десятков шагов, она остановилась, поставила чемодан на тротуар и только потянулась за ним другой рукой, как услышала над самым ухом:
— Скажите, пожалуйста, как пройти на Долгую улицу?
Подняла глаза: немецкий офицер. Смотрит на нее вопросительно и ждет ответа. Фашист, а вежливый. Подумала: Микола предупреждал, что может произойти такая встреча, и сказал, чтобы она ответила и продолжала идти, не обращая никакого внимания на немца. Ответила. Немец поблагодарил и пошел в указанном направлении. Она — за ним. Шел он не торопясь, осматриваясь по сторонам, останавливался прочитать какое-нибудь объявление или распоряжение коменданта. Ванда чувствовала: делает он это не случайно, а для того, чтобы она не отстала. Ванда не знала, кто он, этот немецкий офицер, но то, что он шел впереди, придавало ей уверенности и силы, и даже ноша не казалась такой тяжелой.
В тот же день, рассказав мне об этой встрече, девушка спросила, кто был этот немец.
Очень хотелось мне сказать ей, что это был не немец, а русский, переодетый в форму гитлеровского офицера, что это наш разведчик и мой друг, но я не имел на это права. Подлинное лицо обер-лейтенанта Пауля Зиберта можно было раскрывать только крайне ограниченному кругу людей. В Здолбунове такими людьми были Шмереги, Красноголовец, Иванов, Клименко, Бойко. Для других подпольщиков его существование в то время оставалось тайной, и раскрыта она была только после войны.
Я поджидал Ванду у Жукотинских. Их гости уже уехали, и я снова мог пользоваться гостеприимством этого дома. Ванда ушла, а мы с Жоржем, открыв чемодан, начали перекладывать шашки тола, потому что они не прилегали плотно одна к другой и стучали.