За этим занятием нас застала жена Жоржа — Марыся. Заметив желтоватые брусочки тола, она подумала, что это мыло, и накинулась на Жоржа:
— Смотри какой! В доме нечем белье выстирать, а тут столько мыла. Еще прятал от нас в чемодан. Ну и хозяин! Хоть бы один брусочек оставил. Так нет! Спекулянт несчастный!
Чем было ее успокоить? Возражать? Сказать, что Жорж не спекулянт? Нет, пожалуй, придется ему походить в спекулянтах и выслушать упреки родных.
— Пани Марыся, — заговорил я, — не волнуйтесь. Завтра же я принесу вам мыла, а это мы должны срочно отправить: очень выгодные покупатели нашлись.
На следующий день пришлось потерять несколько часов, пока я за немалые деньги раздобыл несколько кусков мыла. Принес их Жукотинским и опять заработал упрек:
— За мыло спасибо, но то, вчерашнее, было гораздо лучше, желтее…
Наутро между Генеком Ясневским и его агентом Михаилом Ходаковским произошел такой разговор.
— Этот чемодан, — сказал гестаповец, — ты должен завезти на мост, для мадьяр, которые его охраняют.
— А как же я его там оставлю, ясновельможный пан? На мосту поезд никогда не останавливается. Разве вам это неизвестно?
— Болван! Никакой остановки для этого не нужно. Скинешь на ходу поезда.
— Это можно сделать, ваша вельможность. Но стоит ли каким-то мадьярам сбрасывать такой прекрасный чемодан, да еще с продуктами? Может, я им приготовлю какой-нибудь другой чемоданчик? У меня есть свой. Переложу туда ваш товар — и пусть получают. А за этот можно литра два самогонки взять.
— Что ты поделаешь с этим болваном? — обратился Ясневский ко мне с Вандой. Мы сидели с нею в сторонке и молча слушали разговор Ходаковского с его шефом.
Генек разозлился:
— Я тебе еще раз повторяю. Сегодня, проезжая по железнодорожному мосту через реку Горынь, ты скинешь на мост этот чемодан. Понял?
— Отчего не понять? Вы на меня не сердитесь. Просто я говорю, что не обязательно разбрасываться такими хорошими чемоданами, как этот…
Пошатываясь, он подошел к чемодану и попробовал поднять его.
— О-о, тяжелый, бестия! А чем вы его загрузили, прошу вас? Может, коммунистической литературой? — И он громко захохотал.
— Брось глупости! — оборвал его Ясневский. — Делай, что приказывают.
— Ясновельможный пан штурмфюрер, — Ходаковский щелкнул каблуками, — я никогда не отказывался и не собираюсь отказываться исполнять ваши приказы. Выполню и этот. Но я хотел бы знать, что я получу за это…
— За выполнение этого приказа ты получишь… две тысячи! — ответил Ясневский.
— Чего? Карбованцев, которые печатаются в Ровно, или, может, рейхсмарок? — заглядывал ему в глаза кондуктор.
— Две тысячи оккупационных марок наличными, — заявил Ясневский.
— Прошу прощения, ясновельможный пан, вы не шутите? — удивился Ходаковский. — Вы слышите? — обратился он ко мне. — Две тысячи оккупационных марок. Да это целая бочка самогона. Могу ли я их увидеть?
Теперь уже мне пришлось вступить в игру. Я открыл свой портфель, вынул оттуда две пачки новеньких ассигнаций и положил их на стол. Ходаковский жадно схватил деньги и начал перебирать их, не веря своим глазам.
— Сейчас вы получите одну тысячу, — сказал я, — а когда выполните это поручение, получите вторую.
— Вот это фирма! — с восхищением произнес кондуктор. — Скажите, милостивый пан, это вы заинтересованы, чтобы чемодан был сброшен мадьярам на мосту?
— Да, я.
Он подошел ко мне и отвел в сторону.
— Вы, должно быть, из гебитской службы?
— Да, да! — не стал я возражать.
— Мне очень приятно, что придется иметь дело с вами. Я давно приметил, что гебитская служба солиднее. Это не голодранцы из бангофжандармерии. Хотят находить коммунистов и вылавливать партизан бесплатно. Так добра нет и не будет. Выигрывает тот, кто больше платит.
— Я вижу, пан Ходаковский, вы человек разумный и неплохо разбираетесь во всем.
— Еще бы! Думаете, я не знаю, зачем вы подбрасываете мадьярам этот чемодан, и не догадываюсь, что в нем? Михаль хоть и любит пропустить чарку-другую, но котелок у него, — он постучал себя пальцем по голове, — варит. Если гестапо кого-нибудь в чем-то подозревает, но не может сцапать, потому что нет улик, — оно само эти улики создает. Находится такой Михаль и за кругленькую сумму подбрасывает их куда надо. Я не знаю, что делала бы ваша фирма, дорогой господин из гебита, если бы у вас не было таких, как мы!
Наш расчет оправдался: Ходаковский был уверен, что участвует в секретной операции, которую гестапо затеяло против мадьярской охраны моста.
Я решил поддать духу этому негодяю.
— Выполните это поручение, найдется для вас еще одно, весьма ценное…
— На какую сумму, прошу вас?
— Тысяч на пять.
— Я готов, — поспешно подтвердил Ходаковский, словно боясь, что кто-нибудь другой сможет перехватить выгодное дельце.
Ванда, Ясневский и Ходаковский с чемоданом отправились на станцию, а я пошел добывать для Марии Львовны и Марыси еще мыла.
— Смотри не проспи моста, — сказал гестаповец своему агенту, когда тот, занеся чемодан в служебное купе, вышел в тамбур и принялся потягивать перцовку из бутылки. — И не пей больше!
— Не беспокойтесь, господин штурмфюрер! Все будет в порядке.
Но не успел поезд тронуться, как Ходаковский опорожнил бутылку, заснул, а когда проснулся — мост уже был позади, Чемодан с толом приехал назад в Здолбунов.
Узнав об этом, я встревожился. Казалось, дело улажено, а тут этот пьяница подвел! Еще, чего доброго, сорвется вся операция. Я уже жалел, что связался с Ясневский и что вообще поручил такое серьезное дело негодяям. Но теперь нельзя было отступать. Нужно было действовать — и решительно.