Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы - Страница 216


К оглавлению

216

Обо всем этом мы толковали с Ивановым и пришли к выводу: майор Вайнер начал нам мешать. Пока он довольствовался лишь щедрыми дарами бригадира уборщиков, их отношения были нам на руку. Но теперь они могут обернуться для нас другой стороной.

— Следует хорошенько это обдумать, — сказал я Авраму.

Я выехал в Ровно, а когда через несколько дней возвратился в Здолбунов, Иванов встретил меня неожиданным известием:

— Майора Вайнера уже нет.

— Как нет? — удивился я. — Куда же он девался?

— Не знаю. На другой день после того, как вы уехали, он вызвал меня к себе и сказал, что спешно выезжает в Ровно. Был очень расстроен и озабочен. «Должно быть, — сказал он, — эта шепетовская каналья подложила мне свинью. Но мы еще посмотрим, кто кого. Будет серьезная стычка с гестапо. И если она закончится моей победой, мы заживем с вами, милый друг. Я знал, что меня вызовут, но не думал, что так скоро. Жаль, что вы не успели подкинуть мне что-нибудь против них. Но я еду не с пустыми руками. У меня есть козырные карты, и я буду играть ва-банк: или — или». Уехал, и с тех пор я его не видел. А вчера на его место прислали какого-то гауптмана.

Так и не пришлось Авраму Иванову стать участником игры, задуманной майором Вайнером.

Позднее мы узнали, что бывшего здолбуновского вице-коменданта понизили в звании и отправили на фронт.

Карьера, с которой так мечтал один из самых способных инженеров фирмы «Золинген», непревзойденный «дегустатор оружия», карьера, ради которой он добровольно распрощался с тепленьким местечком в фатерлянде и отправился на Восток, карьера, которая началась для него так блестяще, — вдруг бесславно лопнула. Игра ва-банк оказалась для Курта Иоганна Вайнера роковой: его карта была бита.

МИНЫ НЕ ВЗОРВУТСЯ

Исчезновение Вайнера развязало мне руки. Можно было теперь смело ходить на станцию, не рискуя нарваться на господина майора. Разумеется, ничего страшного не было бы, если б он и раньше увидел меня тут: почему бы коммерсанту по каким-то своим делам не заглянуть в Здолбунов? Но встретились бы один раз, второй, третий, — и кто знает, не вызвали ли бы мои частые визиты на станцию подозрений у здолбуновского вице-коменданта? Значит, лучше было вообще с ним не встречаться, и потому, пока Вайнер хозяйничал в комендатуре, я старался не показываться не то что на станции, а даже поблизости от нее. Но это усложняло контакты с Ивановым. Мы с ним редко виделись. Только в самом крайнем случае он приходил к Бойко или Клименко, чтобы переговорить со мной. Если же требовалось передать через Иванова в отряд какое-нибудь сообщение, я посылал к нему Леню. Сводки Информбюро, пакеты от командования Аврам оставлял в условном месте, откуда кто-нибудь из наших подпольщиков приносил их мне.

Такая система была довольно сложной, но условия конспирации не позволяли упрощать ее. А теперь, когда майор Вайнер навсегда распрощался с здолбуновской комендатурой, я стал завсегдатаем вокзального буфета и тут, за столиком, попивая свежее пиво, имел полную возможность переговорить с Аврамом Ивановым обо всем.

Новый здолбуновский комендант начал заводить на станции свои порядки. Он лично давал наряды подчиненным, за любой пустяк делал выговоры, кричал на них, причем всякий раз поминал недобрым словом своего предшественника, который был «слишком либерален» и «всех распустил». К бригадиру уборщиков новый комендант относился особенно сурово, так как кто-то донес ему, что Иванов пользовался доверием майора Вайнера. Но Аврам старательно выполнял свои обязанности, и к нему никак нельзя было придраться. Он по-прежнему ездил (правда, не так часто!) из Здолбунова на клеванский «маяк», и командование отряда получало третьи экземпляры отчетов о движении поездов.

А поезда шли — на запад вагоны с красными крестами и платформы с подбитыми танками, на восток — эшелоны, набитые пушечным мясом всех сортов: от желторотых подростков до сморщенных стариков. Широко раскрытыми глазами смотрели они на встречные составы с красными крестами на вагонах, с ужасом думая о том, что ждет их там, на фронте. Случалось, иной из «новобранцев» по дороге на фронт сбегал, поэтому бангофжандармерия начала меньше заниматься охраной железнодорожных объектов, а усилила наблюдение за воинскими эшелонами, шедшими на фронт.

На перроне, на привокзальной площади и внутри вокзала были установлены щиты с надписями на немецком языке. Одни призывали «доблестных сынов третьего рейха» до конца выполнить свой долг перед фатерляндом и фюрером, другие поясняли, как нужно действовать на захваченной территории, или сурово предупреждали нарушителей военной дисциплины о грозящих им карах.

Придя как-то на станцию, я увидел под одним из щитов два гроба.

— Что это такое? — спросил я Иванова.

— Изобретение нашего коменданта, — рассмеялся он. — Для психологического воздействия на фашистских вояк. Чуть только остановится поезд с новобранцами, они тут же начинают расползаться во все стороны, как черви после дождя. Кто на базар спешит, кто с котелком ищет кипятку, кто бежит в отхожее. Семафор открыт, нужно поезд отправлять, а половины солдат нет. Как быть? Крики и угрозы не помогают. А коменданту выговор за то, что задерживает эшелон. Вот он и надумал вывесить на станции объявление, что, мол, в Здолбунове эпидемия тифа и дизентерии, поэтому выходить в город, пользоваться услугами населения, покупать съестное на базаре, пить воду строго воспрещается. А для вящей убедительности приказал поставить под объявлениями гробы.

216