Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы - Страница 59


К оглавлению

59

— А ну, что есть духу вперед!

— Есть вперед! — весело причмокнул Сакрамента, и лошади понеслись по улице, оставляя позади моего сразу загрустившего преследователя. За полчаса Вацек доставил меня на здолбуновский вокзал.

Я понял, что в прежнем виде уже не смогу появиться в Ровно, необходимо срочно менять костюм, документы, явочные квартиры, маршруты и окончательно забросить коммерческие операции…

МАСТЕРА ИЗ «СУХОРУВКИ»

Ровенскую пекарню «Сухорувка» гитлеровцы превратили в фирму, снабжавшую хлебом солдат и офицеров гарнизона. Пекарня как пекарня — ничего, казалось бы, особенного. А впрочем…

В «Сухорувке» кондитерским цехом заведовал брат Коли Приходько — Иван Тарасович. Он привлек к разведывательной работе своего друга — мастера-пекаря Яна Каминского, который со временем стал ближайшим помощником Николая Ивановича Кузнецова. Широкий круг знакомств Каминского среди бывшей польской знати и гитлеровских офицеров, отличное знание немецкого языка да к тому же привлекательная внешность и светские манеры импонировали обер-лейтенанту Паулю Зиберту. Небольшой особняк Каминского, утопающий в вишневом саду на тихой улице, стал превосходным местом встречи разведчиков.

Приходько и Каминский познакомили нас с пекарем Антоном Марциняком. Умный, честный, сильной воли человек, антифашист по убеждениям, он с первых дней оккупации посвятил себя борьбе с гитлеровцами.

Эти пекарских дел мастера делали все возможное, чтобы хлеб для немецких солдат был наиболее «качественным». И сами немцы помогали им в этом. Шеф «Сухорувки» отставной полковник Ганс Кругер, выслуживаясь перед начальством, завел в пекарне суровый режим экономии. По его указанию хлеб выпекали чуть ли не наполовину с опилками, формы смазывали техническим маслом, а поскольку хлеб шел не на вес, буханки получались такие маленькие, что их можно было спрятать в кармане. Наши ребята, понятно, были сторонниками такой экономии, более того, старались экономить сверх нормы.

Ганс Кругер не раз хвалил Приходько, Каминского, Марциняка за ловкость, понимание ситуации, вызванной войной, и отправлял их реализовывать «сэкономленное» сырье. Разумеется, реализовывали на рынке и деньги делили с «добродушным» шефом.

Гитлеровцы, к какому бы рангу они ни принадлежали, занимались всевозможными махинациями, спекулировали, грабили при первом удобном случае. Но охотнее всего они брали взятки. Особенно в последнее время, когда вера в победу вермахта покачнулась, они не упускали ни малейшей возможности набить деньгами свои карманы. Непревзойденным взяточником был шеф «Сухорувки» Ганс Кругер.

Этот фашист требовал мзду и за то, что принимал на работу в пекарню, и за несколько дней отпуска. А вдень заработной платы мастера собирали для него «дань». Делать это приходилось также Каминскому, Приходько и Марциняку. Когда же они начали выполнять наши поручения, отпала потребность собирать деньги для Кругера, — их обеспечивала партизанская касса. Если же учесть, что выручка за «сэкономленное» сырье целиком попадала к шефу, то станет понятным, почему таким ласковым был с ними Кругер. Отпускал каждого, когда нужно, с работы, подписывал удостоверения, пропуска и другие документы, при необходимости посылал даже в командировки — словом, не мешал им заниматься своим делом.

Вот почему, когда мне необходимо было сменить документы и куда-нибудь пристроиться, я вспомнил о «Сухорувке».

Ян Каминский взялся уладить это дело.

— Специальность пекаря мне подходит, — сказал я. — Только, наверное, не стоит заносить мою фамилию в списки штатов, так будет безопаснее.

— Как раз наоборот, — оживился Каминский. — В список мы тебя включим. Шеф не разлучается с этим списком, так как там отмечено, от кого и сколько он получает в дни зарплаты. Да и всякое может случиться. Один пекарь, подвыпив, попал в фельджандармерию. Ночного пропуска не имел, вот и просидел ночь напролет за решеткой. А утром позвонили на «Сухорувку» — проверили, работает ли у нас такой. Я как раз находился в кабинете Кругера. Он сначала спросил об этом у меня, а потом вытащил бумажку, ту самую, которую мы вручили вместе с «данью». Отыскав фамилию рабочего, шеф отругал дежурного фельдпоста, и тот отпустил задержанного. Понимаешь, какого защитника мы имеем?

— Ладно, вижу, здесь мне можно пристроиться. Но как мы это сделаем, под какой фамилией записаться?

— Я и об этом подумал, Николай. Был у нас один поляк Ян Богинский. Из «Сухорувки» он недавно уволился и выехал в Польшу, а в списке остался. Мы регулярно будем вносить за него деньги для Кругера. Выйдет, что Богинский продолжает работать в пекарне, но будешь этим Богинским — ты. Понял?..

И вот я снова прогуливаюсь по ровенским улицам, но меня уже трудно узнать. На мне добротный коричневый костюм и лакированные туфли. Очки в массивной черной оправе изменили черты моего лица. Вместо тяжелого портфеля в руке — трость. Я уже не езжу на велосипеде, а хожу пешком. В кармане удостоверение о том, что я — Богинский Ян, католик, уроженец Костополя, работаю в Ровно, пекарь, живу и прописан на улице Мыловарной, 19 (на самом деле такого дома на этой улице не было).

Так из Курильчука и Грицюка я превратился в Яна Богинского. Под этой фамилией и действовал вплоть до освобождения города Советской Армией. Да и после освобождения меня еще долго называли то «паном Янеком», то «паном Богинским».

Приходько и Каминский не раз предлагали Кузнецову привлечь к разведывательной работе еще нескольких товарищей из «Сухорувки». Но Кузнецов отвечал: «Пока что в этом нет необходимости».

59