Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы - Страница 68

Район Дубенской и Белой улиц не имел названия. Здесь размещалось наибольшее количество казарм, разных караульных группировок, жандармских, гестаповских, полевых и других конвойных частей. Этот район кишел тайными агентами службы СД, СА, гестаповцами.

Центральная часть «столицы» была средоточением оккупационных служб, административных управлений, контор фирм и прочих учреждений. Все центральные улицы, площади и переулки были запружены в определенные часы «адмиралами», «мерседесами», «капитанами», «суперами» и другими марками легковых автомобилей, ожидавших своих хозяев.

Город разделен на четыре почти равные части: с запада на восток автострадой Львов — Киев, а с севера на юг — железной дорогой Ковель — Здолбунов.

Все районы «столицы», а особенно железнодорожная и автомобильная магистрали находились под постоянным наблюдением нашей разведки.

Был в Ровно еще один район. И теперь еще он называется Кавказом. Бог весть откуда пошло это название. Может, причиной тому рельеф, напоминающий миниатюрные горы? Пологие склоны, крутые обрывы, глубокие овраги — чем не Кавказ? А улицы носят названия: Кавказская, Мало-Кавказская, Крутая, Наклонная. Тут нет шикарных особняков с квартирами «люкс», скверов и парков, ресторанов и отелей. Никто не проложил сюда водопровода и канализации, с перебоями подавалась электроэнергия, почти все улицы были без тротуаров и брусчатки. В этой части города находилось кладбище (да и то для бедных), а в одном из оврагов на околице — городская свалка. Вполне понятно, что представители оккупационных властей тут не жили (разве что случайно, проездом на фронт, из-за недостатка жилья какой-нибудь офицер временно поселялся на частной квартире).

Для нас же ровенский «Кавказ» стал самым удобным районом. Здесь у нас было, пожалуй, больше всего помощников — настоящих патриотов, которые не покорились фашистским порядкам.

Именно здесь, на «Кавказе», я познакомился с Марией и Феликсом Левицкими, Юзеком Чернецким. Здесь же была квартира Владимира Цехоша. Активно помогали нашей разведке Кирилл Володин, Петр Ершов и много других жителей «Кавказа».

По Крутой улице напротив квартиры Левицких стоял небольшой дом. Вернее, не дом, а умело сооруженная дощатая пристройка к кирпичной стене особняка: одна комната и маленький коридор. Кто заходил сюда, сразу же чувствовал, что здесь живут хоть и бедные, но заботливые, аккуратные хозяева.

Несмотря на убогость этого жилища и незнатность его обитателей, сюда часто приходили и приезжали служащие столичных учреждений, их фрау — чистокровные арийки, офицеры гестапо и разных военных штабов. Что же заставляло их сворачивать в этот непривлекательный, бедный район? И почему они навещали это неприметное жилище? А потому, что его хозяйка — Вера Гамонь — была в Ровно едва ли не лучшей портнихой-модельершей. Она умела хорошо, со вкусом сшить модное платье, связать кофту, шарф или берет, сделать аппликацию, плиссе, гофре, — словом, немки-модницы, какого бы возраста они ни были, не могли обойтись без услуг этой на диво талантливой славянки! Впрочем, заглядывали сюда не только фрейлейн и фрау арийского происхождения (их в Ровно было не так уж много), но и мужчины, так как Вера Гамонь шила также мужское белье, стирала, выводила пятна, изготовляла беленькие как снег, накрахмаленные воротнички, которые были самым модным украшением напыженных гитлеровских вояк и всех тех, кто надевал военный мундир или китель.

Мы, советские разведчики, а особенно Николай Иванович, чтобы не отставать от моды, пользовались услугами этой портнихи. Условия требовали от каждого из нас носить чистую с накрахмаленным воротничком сорочку, хорошо отглаженный костюм, начищенную обувь, иметь необходимое количество носков, галстуков, запонок и разных других атрибутов мужского туалета. Обо всем этом заботилась Вера Гамонь. Поэтому почти ежедневно кто-то из наших заходил к ней. Но обязанности Веры, как нашей помощницы, сводились не только к бытовым функциям. Были они значительно шире, репутация же портнихи маскировала то, чем действительно занималась эта женщина.

С первых дней оккупации она и ее муж, Юзек, прониклись ненавистью к врагам. Нельзя, думали они, чтобы изверги безнаказанно хозяйничали на оккупированных землях, оскорбляли невинных, убивали лишь за то, что ты не фашист. Вера и Юзек понимали: нечего ждать, нужно бороться, и бороться всеми способами, везде и всегда, пока хватит сил.

Они не раз говорили об этом своим друзьям, советовались, что делать. И когда подруга и соседка Веры, Мария Левицкая, установила связь с партизанами, в дом Гамоней пришла большая радость. Левицкая ничего не скрывала от подруги, и Вера с благодарностью оправдывала это доверие.

Когда мы с Николаем Ивановичем впервые пришли к Левицким, тут была и Вера. В этот день мы должны были открыть Марии Титовне тайну Пауля Зиберта, но присутствие постороннего лица перепутало все карты.

Мы сели к столу, но разговор не клеился, чего-то не хватало.

Кузнецов говорил на немецком, иногда вставляя искаженные польские и русские слова, провозглашая тосты за фюрера и фатерлянд. Подруги сидели молча, искоса поглядывая то на меня, то на Струтинского, то на Николая Ивановича. Я понимал, в чем дело, но без согласия Кузнецова не отваживался прекратить этот маскарад. Левицкая не выдержала и позвала меня на кухню.

— Кого вы привели? — брезгливо спросила она.

— Как кого? Я же сказал…

— Это тот самый?

— Тот…

— Так он же впрямь немец. Какого черта он не хочет говорить по-нашему?