— Мы не ожидали, что тут будут посторонние люди.
— Кого вы имеете в виду — Веру?
— Да, ее. Ведь мы его не предупредили, что она здесь будет…
— Ах, вот оно что! Значит, вы не доверяете моей подруге?
— Извините, Мария Титовна, дело не в том, доверяем или не доверяем… — пробовал я успокоить Левицкую.
Но она и слушать не захотела и побежала в комнату.
Я понял: Левицкая сейчас сделает что-то неожиданное — и уже хотел отозвать и предупредить Кузнецова, но не успел. Мария Титовна меня опередила.
— Предлагаю выпить за то, — сказала она, — чтобы наш многоуважаемый гость обер-лейтенант Зиберт перестал маскироваться и перешел на откровенный разговор. Мы уже убедились, что он безупречно исполняет роль гитлеровского офицера…
И, не дав Кузнецову опомниться, продолжала:
— А теперь докажите, что вы умеете вести себя по-настоящему. Моей подруги не бойтесь. От нее у меня нет никаких секретов. Все, что знаю я, должна знать и она…
После этих слов Николаю Ивановичу не оставалось ничего другого, как перейти на откровенный разговор.
Вера Гамонь имела возможность доставать для нас разные новости и ценную информацию. По поручению Кузнецова она стала бывать на Грабнике, в квартирах своих клиентов. Чаще всего встречалась с чиновниками из рейхскомиссариата, тайными и нетайными агентами с Дубенской улицы. Нередко в ее «мастерскую» за накрахмаленным воротничком или новой сорочкой заходили обер-лейтенант Зиберт, коммерсанты Болеслав Янкевич, Ян Богинский. И никого это не удивляло.
Интересной информацией снабжал нас муж Веры — Юзек, рабочий железнодорожной станции. Нередко его сообщения о движении военных поездов, о грузе, прибывшем в Ровно, передавались в Москву.
Долг разведчика требовал от каждого из нас постоянного наблюдения за всем происходящим вокруг. Нас интересовало все, ведь иногда даже незначительная на первый взгляд деталь могла стать ключом к раскрытию важного дела. Вместе с тем нужно было хорошо ориентироваться в обстановке, уметь отделять главное от второстепенного, подлинное от фальшивого, чтобы не допустить ошибки.
Летом сорок третьего года Вера Гамонь услышала от кого-то из своих клиентов, что на Ровно «надвигается большая армия большевистских войск». Со временем Юзек узнал, что на железнодорожную станцию прибыло большое количество ручных гранат, которыми будут вооружать всех военнослужащих и гражданских немцев. Пошли слухи, будто с востока приближается целая дивизия регулярных советских войск, прорвавшая линию фронта и задавшаяся целью дойти до самого Берлина.
— Что бы это могло быть? — спросил я у Николая Ивановича.
— Я слушал радио, — сказал он. — Ни Москва, ни Берлин об этом ничего не сообщают.
— Но ведь в городе только и говорят об этом, — добавил Шевчук. — Сегодня мне рассказывали, что сюда должна прибыть танковая дивизия из Прибалтики.
— Все это, товарищи, — сказал Николай Иванович, — по-моему, обыкновенные сплетни. А что касается паники — то разве это впервые? Фрицам есть чего паниковать. На фронте дела не блестящие, еще не очухались от Сталинграда, всюду партизаны и подпольщики. Как тут не паниковать!
Нам не раз приходилось наблюдать, как фашисты, словно растревоженные шершни, метались в панике. Случалось это и когда над Ровенскими лесами появлялись советские самолеты, сбрасывавшие парашютистов или груз партизанам, когда партизаны совершали переходы из одного места в другое и когда взлетал на воздух эшелон с солдатами или военной техникой.
Поражение под Сталинградом оставило на лицах гитлеровцев хронический отпечаток смертельного страха, неверия в свои силы. Всякий раз, наблюдая за суетой, вызванной страхом и паникой, мы чувствовали наше превосходство, близость нашей победы…
…Я прибыл с информацией о «столичных» новостях в отряд. Поздоровавшись со мной, командир спросил:
— Как чувствуют себя ровенские фюреры?
— Паникуют, Дмитрий Николаевич.
И я рассказал о слухах, наводнявших город.
Медведев рассмеялся:
— Большевистская армия наступает? Что ж, будет им и большевистская армия. Только жаль, не сейчас. Придется малость подождать. Пусть себе паникуют.
Чудесное июльское утро. Яркие солнечные лучи прорезаются сквозь лесную чащу и отражаются, словно в зеркале, в капельках росы, не успевшей исчезнуть после ночной прохлады. Звуки птичьего хора волшебным эхом разносятся по лесу, как утренний гимн красоте природы.
Проснулся я до восхода солнца: нужно возвращаться в город. Оделся, вышел из палатки и неожиданно услышал за спиной голос командира:
— Не спится? Волнуешься? Доброе утро!
— Доброе утро, Дмитрий Николаевич! Уже выспался. Я привык вставать вместе с солнцем. Так родители приучили. А насчет того, что волнуюсь, — как вам сказать? Перед заданием нервы немного возбуждены…
— Чтоб не забыть, хочу тебя предупредить, и ребятам передай: во время вот таких паник нужно быть особенно осторожным. Гестапо, возможно, имеет какую-то туманную информацию о вас.
— Спасибо, Дмитрий Николаевич, за заботу, ребятам обязательно передам… Не волнуйтесь за нас. Мы уже имеем опыт. И люди надежные есть. В городе мы особых осложнений не ощущаем. А вот по дороге в отряд и назад!.. Уж очень много развелось всякой сволочи: шуцманы, бандеровцы…
Наш разговор прервали возгласы:
— Где командир?
— Командира не видали?
— Что-то случилось, пойдем скорее, — бросил на ходу Медведев и зашагал к штабу. Я — за ним.