На следующий день Леня Клименко посетил своего бывшего шефа и передал ему приказ командования специального партизанского отряда:
— Мины на цементном заводе, заложенные гитлеровцами, взорваться не должны. Немедленно распространить этот приказ среди подпольщиков, довести до сведения рабочих…
— Хорошо, Леня, — с удовлетворением ответил Петре — Все будет выполнено. Наконец пришло время, когда нам, подпольщикам, поручают не разрушать и уничтожать, а беречь народное добро, чтобы оно служило советским людям.
Этот последний приказ явился основным заданием здолбуновским подпольщикам накануне освобождения города от фашистов.
Отгремели выстрелы, далеко на запад откатились бои. Доблестные советские воины добивали врага в его собственном логове…
А на освобожденной нашей земле, в городах и селах, закипела работа по их восстановлению. И когда я приехал в Здолбунов, передо мной раскинулась чудесная панорама: из высоченной заводской трубы голубовато-сизыми облаками валил к небу дым. Над стройными стальными мачтами бежали по канатной дороге вагончики с мергелем. Завод работал. Мины, заложенные гитлеровцами, не взорвались.
Мне очень хотелось узнать, кто и как выполнил тогда это задание, как здолбуновские патриоты спасли свой завод. Начал я разыскивать товарищей по подполью, но никого не нашел: одни ушли на фронт, другие выехали, кое-кто погиб. На заводе мне сказали, что мины обезвреживала особая воинская часть, прибывшая вслед за передовыми частями. Об этом свидетельствовали специальный акт и размашистая надпись на стенах: «Разминировано», возле которой стояли дата и чья-то неразборчивая подпись.
Так и не выяснив подробностей, я ни с чем вернулся домой. И только совсем недавно, когда первые главы этой книги были опубликованы в газетах, Венедикт Алексеевич рассказал мне историю с минами.
Здолбуновские цементники, узнав о том, что партизаны намерены спасти завод, решили деятельно помогать им. Они знали, что значит цемент для разоренного народного хозяйства нашей страны. К тому же завод был им дорог, как родной дом, ведь они возводили его своими руками. Решено было любой ценой отвести опасность от завода.
Яков Крыщук, бывший член Коммунистической партии Западной Украины, которого власти Пилсудского не один раз бросали в тюрьмы за революционную деятельность, с приходом советской власти стал передовиком производства. Цементники гордились своим знатным земляком. А когда настали черные дни оккупации, Крыщук и его товарищи по работе — Валентин Сидорчук, Иван Монах, братья Попчуки — не могли оставаться в стороне от борьбы с ненавистным врагом. Они распространяли листовки, передавали разведданные подольским партизанам. И при очередной встрече с Венедиктом Кушнеруком получили от партизан важное и почетное поручение — сохранить завод.
В короткое время эта весть облетела всех рабочих. Задание понятно: не дать фашистам в последние минуты взорвать завод. Но как это сделать? Намечали много вариантов. Одни предлагали поставить дежурных у всех объектов, где заложены ящики с взрывчаткой, другие — вытащить детонаторы из мин. Однако все эти варианты были нереальны. Хотя гитлеровскую охрану и охватила паника, все же невооруженным рабочим невозможно было бы справиться с солдатами. Взволнованные рабочие, встречаясь, говорили только об одном: как не допустить взрыва мин.
Тут и проявили себя Яков Крыщук и Венедикт Кушнерук. Венедикт Алексеевич, уже не соблюдая конспирации, все чаще встречался и советовался со своим приятелем Петром Бойко. А когда Бойко передал ему приказ командования партизанского отряда о цементном заводе, он стал действовать увереннее. Именно тогда и возник у них любопытный замысел.
Еще летом сорок третьего года Леня Клименко раздобыл через Иржи Гроуду переносный телефонный аппарат, предназначенный для проверки исправности телефонных линий. К двум длинным бамбуковым палкам приделал крючки и соединил их с телефонным аппаратом. Клименко выезжал на тот или другой участок железнодорожного полотна или шоссейной дороги, цеплялся крючками за телефонные провода и слушал разговоры с двух противоположных концов. Но немецкий язык он знал плохо и вскоре забросил свое изобретение. Пробовали пользоваться им другие товарищи. А лучше всех использовал это устройство Кушнерук. Венедикт Алексеевич, хорошо владея немецким языком, не раз подслушивал переговоры шепетовского и здолбуновского военных комендантов, ро-венского гебитскомиссара, узнавал о распоряжениях рейхскомиссариата.
И вот теперь Кушнерук начал усердно контролировать разговоры между дирекцией завода и городом. То, что он услышал однажды, решило судьбу завода.
— Долго я буду торчать здесь, на мертвом заводе? — прозвучало в трубке.
— Уважаемый господин директор, — отчаянно закричал голос на другом конце провода, — еще раз повторяю: я получил категорическое распоряжение — не дозволять никому покидать свои посты. Это касается и вас!..
— Я не желаю выполнять ваши указания, — настаивал директор, — тем более теперь, когда мы отступаем.
— Это такие, как вы, порождают панику. Не забывайте, что фюрер издал по этому поводу специальный приказ, и у меня неограниченные права…
— Тогда поясните, — несколько понизив тон, продолжал директор, — в чем же теперь мои функции, если завод не работает и цемент никто не собирается отсюда вывозить?
— Ожидать указаний…
— Каких?
— Сами знаете…
— Но я могу сделать это хоть сегодня….